Я вырос на Днепре. Тогда
В нём летом не цвела вода
Густым зеленоватым цветом.

А, может быть, цвела всегда
И в детстве я не видел это?..

1979

Чёрная змейка в белых руках –
Соло на флейте в четыре “квадрата”:

В пене мундштук, и горят удила…
Джазовый маятник без циферблата,
Музыка, где же ты раньше была?..

Где-то в той жизни, в самом начале,
Был я рабом, и в привычку мне страх,
Там, где скитаются души в молчаньи,
Ты проступаешь, как кровь на губах.

Вырви глаза мне, господи боже,
Уши заткни, усыпи мою кровь!..
А барабанов смуглая кожа
Тянет теплом человечьих костров.

Шёл на огонь и пускался я в пляс,
Мясо и женщину рвал я зубами –
Вот оно, звёздное небо над нами
С нравственным миром в каждом из нас.

В бешеной скачке сменяют друг друга
Бонго и флейта – кучер и кнут:
Стянут, как бочку, как клячу, забьют,
А музыканты запряжены цугом.

Что ж ты бледнеешь на повороте?
Страшно? Дорога сходит на нет?
Это – прощанье, и боль не по нотам,
И потому обжигает вдвойне.

Хрупкие мы. Нас пометило время;
Скошено темя, блестит остриё,
В джазовых муках рождается Тема,
Звезды и звук, и дыханье твоё:

Только играть – и не знать наперед
Сумрачных истин от Фрейда и Канта,
Чёрный футляр до поры подождет,
К дьяволу белое кладбище нот –
«Белое крепкое» пьют музыканты

1979

Всё меньше мы к безумствам склонны,
И всё тесней знакомых круг,
В анкетах наших немудрёных
Нет ни проступков, ни заслуг,

Крутой изгиб трамвайных веток
Нас подчиняет без труда,
Зелёной искрой в проводах
Ещё одно пропало лето.

И некогда впадать в отчаянье,
И колебания не впрок,
Но иногда из фраз случайных
Родится странный диалог,

Потянет ночь тоской нездешней,
Как будто рядом – край земли.

Ноябрь к зиме готовит вещи
И рассыпает нафталин.

1969

Для бронзовых, коричневых и красных
Заведена пружина летних дней:
Стучат мячи на кортах, окна настежь,
А море всё слышней, слышней, слышней…

И воздух теннисный, упруго-маслянистый
Морскою пылью отдаёт с утра,
И белый шлейф мяча размазан кистью
Над охрой черепиц, над синькою двора,

Над сеткой, где, как голуби с голубкой
Они парят в восторге высоты,
Пусть горы тянут свет, подобно губке,
И тени заостряют их черты.

Уже и солнце пало на колени,
И ходят волны в черных сапогах —
Они играют – и на малой сцене
Кричат своё от моря в двух шагах.

* * *

Рыжая лошадь в цирке служила:
Часто работала, редко мечтала,
Слева направо – загадки учила,
Справа налево – числа считала.

Здравствуй, манеж, представленье – забава,
Два – и-го-го! плюс один – о-го-го!
Раз-два-три-вальс! Это праздник и слава!
Что ж ты грустишь – ни с того, ни с сего?

Бросила цирк безо всякой причины,
Ветром полночным сорвавшись с цепи,
Словно забыла всё, что учила
И с жеребёнком бродит в степи.

Восемь загадок, девять пословиц,
Раз-два-три-вальс! – он всё так же хорош!
Летняя ночь – шелковистей шелковиц,
Если их с ветки губами сорвешь.

7/1996

…А тот, которого забыла,
Не знал, что есть на свете страх
Последней встречи. Это было
От моря в четырех шагах.

И вспыхнул день на склоне дня,
И замерли ручьи Эллады,
И Пан не догонял дриаду,
И задыхался на камнях…

Он больше не жил в тех краях,
И всё отсек единым махом,
И, чтоб избавиться от страха,
О том пометил на полях.

И, чтобы больше не страдать,
Он всё взыскал: мирскую славу,
Любовь, и ямбы, и октавы,
Но, ускользая за тетрадь,

Жил кристаллический загар,
Темнеющий под платьем белым,
И привкус соли на руках,

И поздний свет над Коктебелем,
И луч, рассыпавшийся в прах.

1981

В расплавленных стёклах волна за волною
Вприпрыжку за жёлтым всплывающим зноем
В истоптанных туфлях худая как скалка
Летает девчонка над чёрной скакалкой
Со светом сливаясь ничуть не стараясь
Как узенький лучик мальчишек касаясь

А младший в веснушках а старший курносый
Застывшие в оцепенения странном
Глядят как сплетает торчащую косу
Как плещется юбка весёлым фонтаном
Над стеблями ног над невинным лобком
Как тукают пятки о туфли с хлопком

Над жухлой травой над закатом покатым
Взлетает взлетает взлетает взлетает

Рябая девчонка на пыльной дороге
Скакалка обвившая смуглые ноги

1997

На дачах ещё загорают,
И солнце, как будто, печёт,
И солнце с утра превращают
В сиропы, варенье, компот.

Здесь вечер вином согревают,
Едят – урожайным был год,
Хохочут – и разве скрывают,
Что дождик по роще сечёт,

Что поле, вернувшее зёрна,
И сад, отдающий плоды,
Молчат под холстиною чёрной,
Молчанье купив за труды.

И тени в стекле проплывают,
И страшно остаться одним,
А лето по дому блуждает
Забытым при жизни, больным.

Оно залежится в кармане
Случайной лесной шелухой…
И бабочки крылья роняют
С тяжёлой к утру головой.
1980